Процесс

Я говорил Игорю Петровичу… Уже пообщавшись с ним тесно и ясно видя главную угрозу, говорил:

- Я вас умоляю. Не возникайте. Чем оглушительнее вы будете молчать, тем тише прозвучит ваш приговор.

Предположительно тот самый бюст Вольтера

Нет беды страшнее, чем защищать интеллигентов и ученых. Каждое произнесенное ими в процессе слово снимает все сомнения о форме вины и её объеме. Хуже всего дело обстоит с математиками. А с лингвистами ну прямо беда. Когда они невиновны, они начинают предполагать, что приговор должен быть обязательно оправдательный. Какая-то логика в этом есть.

Игорь Петрович решительно пообещал мне не мешать. "Полагаюсь на ваш опыт и интуицию", - сказал он мне. И на первом же судебном заседании после слов судьи «прошу садиться» оказался единственным, кто был на ногах. После этого он устремил сухую профессорскую длань к гербу страны и выдал:

Ваш долг: спасать от бед невинных,

Несчастным подавать покров,

От сильных защищать бессильных,

Исторгнуть бедных из оков.

Он потом меня просветил: это были стихи первого министра юстиции Державина.

Судья посмотрела на меня поверх очков. Кажется, она поняла: заседаний будет не два. В этом взгляде совершенно ясно читались два вопроса. Первый - процессуальный: поддерживаю ли я данную позицию. Второй - женский: не я ли автор?

- И вообще, товарищ судья, - донеслось из клетки, - я хотел бы выразить протест. Вот, значит, смотрите сюда…

Судья погрустнела.

Прошло два месяца. Всё это время я бился с Игорем Петровичем в судебных заседаниях насмерть. Прокурор мудро молчал. Ему просто нечего было сказать после Игоря Петровича. Его разбирало любопытство, кто одержит победу – адвокат или его подзащитный. Он болел за Игоря Петровича. Его процессуальная позиция полностью соответствовала линии поведения, которую избрал преподаватель изящной словесности. Игорь Петрович выстраивал против меня идеальную защиту. Я продирался сквозь неё как сквозь сухостой. Он приводил доводы, я их опровергал. Расставлял для меня ловушки с сюрпризами, но я их обходил, загоняя профессора в угол. Старый пень цитировал в процессе Шопенгауэра и Ницше. Он сколотил из них банду, возглавил её и распределил роли: Шопенгауэр выглядел вполне себе организатором, Ницше отвечал за отрицание уголовного кодекса, себе он определил роль исполнителя. Игорь Петрович считал, что помогает своему адвокату. В своем непреоборимом желании уберечь профессора от уголовной ответственности я выглядел настолько убедительно, что убедительнее меня был только Игорь Петрович в своём желании себя посадить.

А вся возня вот, значит, из-за чего случилась… Стукнул Игорь Петрович на конференции лингвистов оппонента по голове. И не чем-то мягким, а бюстом Вольтера. Бюст на столе президиума идентифицировал масштаб конференции. Не менее килограмма. Оппонент шепнул что-то в президиуме, а Игорь Петрович не выдержал и привлек в качестве эксперта Вольтера. Шепот никто не слышал, а вот треск, с которым сошлись два чугунных лба, ходил эхом под сводами аудитории до самого приезда полиции.

- За это не Вольтером, Марксом бить нужно! – кипел Игорь Петрович, безумным взглядом ища у меня поддержки.

Прошел еще месяц. В трех кряду судебных заседаниях подсудимый профессор-лингвист допрашивал эксперта-лингвиста. Тому и другому за шестьдесят. Возраст, когда трудно расставаться с убеждениями. Когда они говорили, я ощущал себя недоучкой. Они произносили слова, о существовании которых я ранее не догадывался. В поведении секретаря судебного заседания стали распознаваться нотки психоза. Она требовала писать ей на бумажке если не вопросы, то хотя бы ответы. Изредка она вставала, чтобы веником смести с судьи паутину. А лингвисты все говорили и говорили. Судья медленно доедала вторую упаковку цитрамона. Поднявшись для возражения, прокурор неожиданно для себя употребил слово из словаря Брокгауза и Евфрона. То ли «модуляция», то ли «монизм». Замер, а потом продолжил тихо, съедая окончания, крутя пуговицу и опустив взгляд долу. Так ведут себя нечаянно пукнувшие во время чтения стихов дети. Ближе к последнему слову судья вдруг спросила Игоря Петровича:

- Ну, и где сейчас автомобиль?

Её взгляд был космическим как у лемура. Было очевидно, что она в ином пространственно-временном континууме.

Окончание прений интуитивно подсказало мне освобождение. Так истекающий кровью гладиатор ждет свободу у императора.

- Истоки судейского невежества легко отыскать в гносеологии Парменида… - так начал свое последнее слово Игорь Петрович.

- Софистика!.. – вскричал, подскочив, потерпевший.

- Твари… - шептал я, закрывая рот рукой.

Он сидел в моем офисе и говорил:

- Ну, что такое штраф… Это полное поражение. Я разорван, смят и обесчещен. Как учебник Поливанова для бесписменных народов...

Он говорил, я смотрел на тяжелую статуэтку Фемиды на углу своего стола…

#юмор

#юмористические рассказы

#вячеславденисов

Больше интересных статей здесь: Забавное.

Источник статьи: Процесс.