Ну, коль скоро многим понравилась история про дядю Колю, то вот Вам ещё одна история про него, эпиграфом к которой подошло бы название нетленной комедии Александра Островского в пяти действиях «На всякого мудреца довольно простоты». Наша же «комедь» будет в двух действиях и весьма короткой, но, надеюсь дорогой мой читатель, не очень скучной.
Прежняя рассказанная мной история с тем самым лишним патроном произошла, когда в той части я находился на стажировке ещё пятикурсником главным корабельным старшиной. Но вот испуганным сорочьим крылом моргнуло несколько месяцев, и я, будучи уже молодым лейтенантом-желторотиком, сменившись с боевого оперативного дежурства вместе с остальными счастливчиками убыл на десятичасовой «развозке» из части в достославный город Мурманск на заслуженный отдых. «КАМАЗ-кунг» мчал нас по Ленинградской трассе как всегда весело и задорно, бесстрашно срезая повороты и равнодушно презирая ухабы на дороге. Вскоре он свернул с трассы и, подъехав к одному из дворов девятиэтажек, росших посреди высоких февральских сугробов на южной окраине города, наконец-то остановился...
Со звуком разламываемого пополам свежеиспечённого домашнего ароматного пирога распахнулась входная дверь фургона, и в его распаренное чрево ворвалось густое белое облако зимнего мурманского воздуха. Мы – все такие разморенные, слегка укачанные и ушатанные суточным дежурством, получив дозу отрезвляющего морозного кислорода, стали выползать в утреннюю свежесть этакими беременными черными таракашками типа Blatta orientalis.
Blatta orientalisЯ выползал самым сонным и беременным тараканом из тёмного и уютного кунга на мороз последним, когда вдруг снаружи до меня донёсся громкий смех. Ничего не поняв и не сообразив спросонок, я как-то умудрился сползти по обледеневшим ступенькам приставного трапа без травм и увечий и тут же столкнулся нос к носу с дядей Колей.
Дядя Коля как всегда был великолепен и неотразим в черной приталенной шинели, в ослепительно белом кашне, черных перчатках и остро отутюженных брюках. Особую харизматичность и пикантность его внешнему облику придавала его дорогая шапка... из черной ондатры, которую он держал уже в руках, разглядывая её со всех сторон, словно на рынке прицениваясь к будущей покупке.
Вот точно такая шапка была...Вокруг дяди Коли стояла окончательно проснувшаяся дежурная смена и громко смеялась. А сам дядя Коля вертел в руках свою дорогую шапку и громко шипел:
- Вот гад, этот комендант. Вот козёл! А я-то ничего понять не мог! Вот скотина! Все там – скотины... (дядя Коля очень не любил ругаться матом, но иногда как-то ругаться надо было и поэтому он старался выражаться более-менее литературно).
На необычный и нездоровый шум из кабины выскочил водитель «КАМАЗа» - матрос-срочник и в испуганном удивлении уставился на рассерженного дядю Колю… В таком виде своего «комбата» он увидел впервые.
Но вот «дяди-Колина» буря понемногу улеглась и под стенания и мольбы зрителей, добродушный капитан-лейтенант с большим сердцем и огромными кулаками поведал нам свою грустную историю, старательно избегая острых непарламентарных выражений.
Итак, по приказанию командира части, дядя Коля с самого раннего утра поехал в военную комендатуру Мурманского гарнизона, которая находилась в самом центре города на Ленинском проспекте как раз по соседству с гарнизонным домом офицеров – неподалеку от памятника Героям 6-й комсомольской батареи 143-го артполка, чтобы решить кое-какие вопросы.
Памятник Героям 6-й комсомольской батареи 143-го артполка на Ленинском проспекте города МурманскаКонечно же, к самому коменданту надо ехать безупречным, и поэтому дядя Коля оделся в самое парадное и даже выходное! Но вот как-то по нелепой случайности и, возможно, по кратковременному своему невниманию с верхней полки вешалки он не глядя схватил шапку и убыл в сторону комендатуры.
Дежурный по гарнизонной комендатуре, целый майор, долго и внимательно рассматривал необычного военно-морского офицера, имевшего вызывающе безупречный вид. Вот только его черная ондатровая шапочка вносила какое-то освежающе-настораживающее разнообразие в уставное уныние военной формы. Именно эта «ондатра» почему-то так и подмывала дежурного майора задать некорректный вопрос «военмору» о самочувствии коллеги. Но природная учтивость, а также накопленный горький опыт общения с морскими офицерами (да мало ли, какие там у моряков бывают «заморочки») не позволили майору пойти на обострение ситуации (а вдруг он чего-то не знает по части военно-морской формы одежды, да ещё и на грех комендант, скорый на расправу, возьмёт, да и снимет его с дежурства за это).
А дядя Коля, всматриваясь во встревоженное лицо дежурного уже в третий раз представился по всей уставной форме и теперь чуть ли не слёзно просил передать коменданту, что такой-то офицер прибыл к нему по распоряжению командира части. И для пущей убедительности дядя Коля даже злобно вращал глазами убеждая при этом испуганного дежурного, что коменданта должны были заранее предупредить!
- Точно больной, - подумал дежурный и вслух только добавил, - хорошо, хорошо, я сейчас же доложу о Вас коменданту.
- Доложите ему, как можно скорее, - настаивал дядя Коля, всё сильнее пугая дежурного своей мохнатой «ондатрой» и выпученными глазами в очках с тонкой золотой оправой, - мне надо ещё успеть на утреннюю «развозку».
- Хорошо, хорошо, - дежурный старался уже не только погасить растущую бурю пришельца в ондатровой шапке, но и мучительно пытался найти в своей голове рациональное объяснение непонятного термина «развозка». Чтобы выиграть время, майор что-то быстро написал на бумажке размашистым растревоженным почерком и тут же передал её вызванному рассыльному, который тоже, завидев военно-морского офицера в пушистом головном уборе без «краба» впал в полуминутный ступор, из которого его вывел только встревоженный шёпот дежурного прямо в ухо. Рассыльный понимающе кивнул, ещё раз бросил сочувственный взгляд на капитан-лейтенанта, как-то неловко козырнул и исчез за дверью служебного выхода из рубки дежурного.
А дядя Коля, вдруг почуяв (не почувствовав, а именно почуяв), что что-то с его формой не в порядке, провёл своими огромными ручищами в кожаных перчатках по безупречно подогнанной шинели, поправил (на всякий случай) своё белоснежное кашне, а также потрогал свой головной убор.
О! Да! Мой дорогой и наблюдательный читатель! Именно!
Вот если бы в тот момент дядя Коля снял бы перчатки и попытался бы себя всего «ощупать» голыми руками, то он наверняка бы заметил, что его уставная военно-морская шапка всего за час покрылась густой закавказской небритостью… а так – перчатки, в которых он чувствовал себя особенно безупречно-запоминающимся и аристократически-изысканным, сыграли над офицером злую шутку. Дядя Коля в искреннем непонимании только пожал плечами, отошел от всё ещё волнующегося за витринным стеклом дежурного по комендатуре и посмотрел свозь измученное вечной мерзлотой стекло на замёрзший проулок, где пара военнослужащих в оливкового цвета колючих шинелях и кирзовых, звенящих на морозе сапогах, гоняли лопатами вкусно хрустящий, словно картофельный крахмал, февральский занюханный бледно-серый снежок.
В дежурной комнате внезапно раздался дребезжащий противный телефонный звонок. Дядя Коля, не дрогнув ни единым мускулом на лице, все также невозмутимо гипнотизировал нахохлившихся солдат арктических войск, наводящих порядок на отдельном участке планеты на 69-й параллели. Дежурный тщательно (не внимательно, а именно – тщательно) выслушав абонента на противоположном конце провода, вдруг подобострастно крикнул в эбонитовую тяжёлую трубку: «Есть» и положил её на чёрный телефонный аппарат. Затем, опять же не менее подобострастно нагнувшись вперёд, словно японский официант-«увейта», учтиво и осторожно постучал своим прокуренным жёлтым указательным пальцем в стекло, безопасно отгораживающее его от непонятного капитан-лейтенанта, привлекая к себе внимание последнего.
Кольский залив зимой во время отлива. Фото сделано моим другом детства Николаем Гумаровым- Товарищ капитан-лейтенант! – не то обращаясь, не то спрашивая разрешения отвлечь дядю Колю от гипнотического магнетизма, произнёс дежурный.
- А? Что? – дядя Коля с готовностью вышел из транса, обернувшись от заиндевевшего наполовину окна.
- Вы можете пройти к коменданту! Вас ждут, - громко выдохнул майор с деланной напыщенностью циркового шпрехшталмейстера.
- Наконец-то, - капитан-лейтенант размашистым шагом прошёл по длинному коридору и вошёл в кабинет к коменданту…
Разговор с комендантом был непродолжительным, но конструктивным. И всё бы ничего, да вот только у начальника комендатуры – целого полковника – тоже оказалось очень ранимое сердце и тонкая чувствительная психика, схожая с ажурным бокалом Мурановских стеклодувов Венецианской лагуны.
Бокалы Мурановских стеклодувов (то самое венецианское стекло изготавливают на острове Мурано - в 20 минутах хода на морском трамвайчике от самой Венеции).Поэтому он тоже испуганно рассматривал «дяди-Колину» небритую шапку и в испуге попросту учтиво молчал. А дядя Коля что-то ему убедительно говорил, иногда жестикулируя и задорно заглядывая в задумчивое лицо полковника. А тот проникновенно и сочувственно, словно хирург перед операцией, заглядывал в глаза своему собеседнику-пациенту, понимающе и даже местами одобрительно покачивал головой, иногда даже попадая в такт произносимых каплеем фраз. Спустя какое-то время дядя Коля стал постепенно так чувствовать себя также неуютно, как минуту назад перед стеклом дежурного по комендатуре. Следующий же вопрос коменданта, ввёл дядю Колю в тихую, но всё-таки контролируемую истерику.
- Товарищ капитан-лейтенант, - начал говорить комендант с нехарактерной для целого и настоящего полковника мягкой вкрадчивостью, - а у Вас дома всё в порядке?
- Ну, да! – дядя Коля начал чувствовать (уже не чуять, а именно чувствовать), что кто-то из них постепенно сходит с ума, - а, собственно, какое это имеет отношение к сути нашей встречи и поручения моего командира?
- Да так! Ничего, - испуганно спохватился полковник, с грустью глядя на ондатровую шапку своего визави, - я просто так поинтересовался…
И, немного помедлив, и в который раз тщательно осмотрев богатую ондатровую шапку черного меха каплея, добавил:
- Передайте командиру, что комендатура пойдёт навстречу морякам и его просьбу мы постараемся выполнить.
- Вот и отлично, - радостно рявкнул дядя Коля, - разрешите идти?
- Да, конечно! – поспешно и с заметным облегчением произнёс комендант, - а-а-а…, - протянул он неуверенно, заставляя капитан-лейтенанта замедлить свои эволюции, - А Вы сейчас куда направляетесь? Домой, конечно?
- Конечно же нет! – радостно заявил дядя Коля, - зачем? Я сейчас же еду прямо в часть к командиру и доложу ему результаты наших переговоров.
- А-а-а, - снова понимающе и даже с каким-то сочувствием протянул настоящий полковник – целый и всамделишный комендант гарнизона, - ну, тогда идите.
С этими словами он крепко пожал руку морскому офицеру, по-отечески заглядывая тому в глаза. Дядя Коля тоже крепко пожал руку полковника, заставив того невольно на мгновение скривиться от внезапной боли, и козырнув коменданту на прощанье вышел из кабинета…
И вот сейчас он стоял около нашей «развозки», негромко и интеллигентно (то есть без использования ненормативной лексики) ругался на «тупого дежурного» по комендатуре, на «говнюка-рассыльного» и на самого «цинично-саркастичного» на целом свете коменданта гарнизона, которые все разом вместо того, чтобы указать (и не важно в каких выражениях) на вопиющее нарушение офицером формы одежды, только сочувственно вздыхали и испуганно разглядывали лохматую ондатровую!
- А ведь я, как последний дурень в этой шапке через весь город пёрся к развозке! – буйствовал дядя Коля перед нами, - и ведь ни одна сволочь не сделала мне замечания!
Мы стояли кружком на мурманском морозце и сочувственно помирали от смеха.
- Ну не домой же мне теперь переться теперь из-за этой ондатры!?! - продолжал неистовствовать дядя Коля.
- А как же ты перед командиром предстанешь, дядь Коль? – спросил старый мичман.
- Ай, - отмахнулся дядя Коля, злобно запихивая «ондатру» в свой пухлый чёрный портфель, - в кабинете есть фуражка! Пойду к кэпу «по гвоздю»!
(Примечание форма «гвоздь» – это шинель и фуражка – весьма остроумное наблюдение военных моряков, но чертовски неудобная форма одежды).
С этими словами он сел в «КАМАЗ» и умчался в часть на доклад к командиру.
Вот тут бы и сказочке конец, да только следующим утром нам стали известны новые интимные подробности дяди Колиных приключений. Уже на самом КПП части его встречал аж сам лично начальник штаба (кстати однокашник дяди Коли), который убедившись в истинности нарушения (комендант всё же позвонил командиру и поинтересовался здоровьем дяди Коли, попутно сообщив о его «неинтеллигентной и вызывающей выходке посредством надевания ондатровой шапки на голову»), и тут же объявил дяде Коле выговор за нарушение формы одежды. Но дядя Коля не унывал. Он вообще был неисправимым оптимистом и всё утверждал, что немного пессимизма на него может навести ядерный взрыв в его кабинете – потому что жалко потерять такую богатую библиотеку.
В тот ясный и морозный февральский день он всё же с непокрытой головой добрался до своего кабинета в ротном помещении и, нацепив на свою буйную головушку запасную чёрную фуражку, прибыл к командиру с докладом о проделанной работе… И вот когда он, наш дорогой дядя Коля, быстрым шагом при морозе под минус 25 и при лёгком мурманском выхолаживающем бризом рассекал по части в фуражке с иссиня-бордовыми отмороженными ушами в сторону административного здания к командиру части, то на логичный вопрос сослуживцев:
- С чего это ты так вырядился?
Он громко и зло отвечал одно и тоже:
- Да потому что в гарнизонной комендатуре сидят сплошные уроды!!!
Больше интересных статей здесь: Забавное.
Источник статьи: Дядя Коля и его шапка. .