Недавно ко мне в гости пожаловал мой старый друг Иван Петрович Заземлённый — известный писатель, член союза и лауреат нескольких премий.
Пишет он под псевдонимом Вольдемар Мухин-Собакин. Вы все его, конечно же, знаете и несомненно читали его несметные вирши.
Посидев, как полагается, за столом и выпив по кружечке куриного бульона, а потом ещё по одной, мы не на шутку разговорились.
— И всё-таки я не понимаю, — сказал мне Мухин-Собакин, — почему вы, Сергей Михалыч, до сих пор не вступили в союз писателей?
Если кто не знает, Сергей Михайлович, кстати, это я.
— Понимаете ли, Иван Петрович, — ответил я, — дело в том, что я трус.
— Как? — не понял "Мухин-Собакин". — Вас пугает членство в сообществе братьев по перу?
— Нет, не совсем, — постарался объяснить я. — Но, вынужден признать, я просто страшно боюсь... Страшно боюсь шаблонности.
— Что вы имеете в виду? — брови Заземлённого подозрительно навострились.
— Нет-нет, — поспешил неуклюже оправдаться я, — я не имею в виду, что члены союза писателей мыслят и пишут по шаблону, но у меня есть подозрение, что если я стану членом этого доблестного союза, это обяжет меня определёнными рамками, потребует соблюдения строгих писательских норм и правил.
— Ах, вот вы о чём, — Заземлённый многозначительно высморкался в носовой платок и, аккуратно сложив, вернул его обратно в карман. — Ну, дорогой мой, вы же понимаете, совсем без правил ни в одном деле нельзя. Да, есть нормы, есть определённые рамки, есть в конце-концов, правила русского языка.
— Увы, Иван Петрович, я не всегда с ними со всеми согласен, — вздохнул я честно. — Вынужден сказать, литературное творчество для меня является абсолютной свободой выражения мысли, а не стремлением к какому-либо шаблону. Зачем пережёвывать одно и то же? Из века в век, из века в век...
Выдернув из пишущей машинки свежеотпечатанный лист, я протянул его "Вольдемару".
— Вот, посмотрите, мой дорогой друг, что я написал сегодня утром. Это я называю "вспышкой мысли на бумаге".
Вставив в левый глаз монокль, Заземлённый прищурился и начал читать. Через пару секунд губы его задёргались и сползли вниз, брови же, напротив, выбрались на лоб, подняв тем самым волосы к потолку.
— Чертовщина какая-то, — отбросив лист в сторону прокряхтел "Мухин-Собакин". Монокль из его глаза выпал в кружку с куриным бульоном, но он этого даже не заметил. — Вам, дорогой Сергей Михайлыч, вы уж простите, действительно лечиться надо... А чего вы так светитесь? Разве я сказал что-то смешное?
Спрятать радость я не мог.
— Моя довольная физиономия говорит о том, — заявил я гордо, — что, судя по вашему негодованию, я на сто процентов прав! Достаточно одного прожжённого яркой мыслью листа, чтобы зацепить за живое человека прижатого к земле шаблонами!
— Но для чего вам это? — недоумение Ивана Петровича выглядело обиженным.
— Вот видите, — сказал я, — вы уже задаётесь вопросами! Ваше шаблонное восприятие наткнулось на нечто незнакомое. Оно теперь, конечно, негодует и недоумевает, но явно заинтересовано! А для чего, скажите, вообще, нужно писать? Не для того ли, чтобы воздействовать на психику читателя?..
— Ага-а! — возмутился вдруг Мухин-Собакин. — Вы хотите сделать читателей психами?!
Выскочив из-за стола, он набросился на мою печатную машинку с кулаками.
— Я не позволю вам писать всякую чушь!.. — закричал Вольдемар. — Существуют правила! Существуют нормы!..
— Но, заметьте, — рассмеялся я откровенно, — сейчас вы сами готовы нарушить все правила и все нормы поведения! Только оттого, что мой рассказ оторвал вас от ваших шаблонов!
— Не-е-ет! Этого нельзя допускать! — казалось, Мухин-Собакин меня не слышит. — Если всякий начнёт писать такую ахинею... "Глаза читателя скатились с лица и провалились в книгу!" Весь мир сойдёт с ума!
Кулаки его тем временем во всю дубасили по моей печатной машинке.
— Шаблоны его, видите ли, не устраивают! — ругал меня лауреат нескольких премий. — Да кто ты такой?! Никому не известный! Никем не признанный!..
— Машинка-то причём? — попытался я призвать к рассудку Ивана Петровича.
— Точно! — опомнился мой старый друг. — Машинку можно купить новую. Истреблять следует не машинку, а того, кто на ней строчит!
И Мухин-Собакин, как коршун, полетел на меня.
— Стой! — выкрикнул я, вытягивая руку. — Если не остановишься, я буду вынужден выдернуть тебе...
Но убеждать словами было уже поздно. Наткнувшись на мою руку, Иван Петрович пошатнулся, попятился, споткнулся о разгромленную пишущую машинку и сел обратно на стул.
Я продолжал стоять с вытянутой рукой, в которой теперь была какая-то коробочка. Она судорожно подёргивалась и издавала глухие звуки.
— Что это у вас в руке? — спросил Мухин-Собакин отрешённым голосом.
— Это коробочка, — ответил я загадочно.
— А в ней? Там что-то бьётся.
— Вы угадали, — улыбнулся я. — Это ваше сердце, Иван Петрович.
Лицо моего друга побледнело, он сунул руку за пазуху.
— Действительно, у меня там теперь совсем пусто, — констатировал Заземлённый.
— Сейчас мы посмотрим, Иван Петрович, что вам мешало жить в полном объёме, — сказал я, открывая коробочку и запуская в неё руку. — Ай!.. Ага! Теперь-то всё понятно!
Вытащив из коробки руку, я показал её Заземлённому. На моём безымянном пальце, уцепившись за него мелкими, но острыми зубками, висел маленький крокодильчик.
— Безобразие! — ужаснулся Заземлённый. — Его нужно срочно ликвидировать!
— Опять вы мыслите стереотипами, — усмехнулся я. — Не надо никого уничтожать. Если вы будете его уничтожать, он, наоборот, размножится.
— А что же тогда делать?
— Его нужно отпустить в естественную среду его обитания. Тогда он её слопает и сам с ней исчезнет.
— Но где его естественная среда обитания?
— Там, откуда он вышел родом, — сказал я, подняв указательный палец. — В тёмных закоулках вашего мозга!
— И что же делать?
— Давайте сюда ваш мозг! — приказал я.
Сняв причёску и вытащив из головы свой шипящий мозг, Иван Петрович протянул его мне.
— Извольте-с, — сказал Заземлённый.
— Теперь мы берём этого крокодильчика, аккуратно снимаем его с моего пальца и запускаем обратно в ваш мозг, — произнёс я, синхронно с речью выполняя все действия. — Сейчас он слопает тёмные закоулки и вместе с тем исчезнет сам... Ну вот и замечательно! Осталось помять немного этот угловатый мозг, чтобы он из шаблонного снова стал закруглённым, и можно будет отправлять назад — в голову... Вот, держите, это ваш обновлённый мозг... А это сердце. Заметьте, коробочку я выбросил, чтобы она не мешала чувствовать.
Вставив под причёску мозг и отправив за пазуху сердце, мой друг просиял. Потом собрал с пола и наладил мою печатную машинку и протянул мне руку для рукопожатия.
— Замечательный рассказ! — сказал он, сияя от счастья. — Спасибо, Сергей Михалыч, вы открыли мне глаза... на многое, на многое! И сердце, и мозг, действительно, будто провалились в этот ваш нестандартный поток, и очистились от ненужного.
— Заходите чаще, любезный Иван Петрович! — ответил я крепким рукопожатием. — Всегда рад! Посидим, выпьем куриного бульона! Душевно пообщаемся на темы культуры!
И ушёл от меня мой старый друг-писатель окрылённым на новые вирши. Но уже не по шаблону, а по зову просветлённого вдохновения.
А на посошок... Вот вам полный шок:)
#вспышка #культура #рассказ #юмор #байки
Больше интересных статей здесь: Забавное.
Источник статьи: Вспышка.