Откаленко прилетел туда в середине дня. Как всегда, в аэропорту его уже ждали.
Капитан Туркевич, с которым он говорил ещё из Москвы, оказался спокойным, даже меланхоличным человеком лет тридцати пяти, совсем незаметным, буквально ни одной чертой не запоминающимся. Он напряжённо улыбался, говорил глуховато, неразборчиво, округлыми, тоже незапоминающимися фразами. И рост у него оказался средний, и комплекция средняя, и даже костюм на нём был какой-то тоже средний. У Игоря такие «средние» люди симпатии не вызывали, они его даже настораживали своей безликостью и незаметностью.
Впрочем, всё это сейчас было неважно. Главным было то, что из всей троицы, названной, а вернее, упомянутой администратором гостиницы во Внукове, удалось установить только одного, некоего Ткачука Олега Романовича, который предложил администратору купить золотые часы «Павел Буре» и оставил ту наглую записку в московской квартире. Вернее, установить удалось всех троих, большого труда это не составило, но остальные двое, возможно, с Ткачуком связаны не были, так как прилетели в Москву позже. Правда, все трое оказались из одного города, но причины приезда были указаны самые разные, да и улетели они из Москвы другим рейсом и, между прочим, в другой город. Словом, вполне возможно, что права была дежурная по этажу во внуковской гостинице, прелестная Вера Феодосьевна, утверждая, будто троица эта познакомилась лишь в Москве, в этой самой гостинице.Однако строгие правила его непростой службы требовали от Откаленко полностью и до конца убедиться в правильности подобной версии. Кроме того, Ткачук мог тем двоим тоже предложить купить у него эти часы или что-то ещё, заслуживающее внимания, и тогда те двое могли оказаться ценными свидетелями. Так или иначе, но по их следам отправились коллеги Откаленко, от которых он ждал сообщений уже здесь, в этом южном городе. Ну а сам Откаленко должен был тем временем выяснить, что из себя представляют эти двое, Семён Михайлович Заморин и Илья Георгиевич Кикоев.
Но главного внимания, естественно, требовал Ткачук. Тут следовало учесть ещё одно обстоятельство. Было очевидно, что один он кражу у Потехина осуществить не мог и соучастниками были явно не москвичи, иначе не произошло бы такой «накладки» с адресами. Но и этим не ограничивалась сложность задачи, стоявшей перед Откаленко. Прежде всего ведь следовало убедиться, что сам Ткачук участвовал в краже у Потехина, и часы «Павел Буре» те самые, которые и объявлены в розыск. А для этого требовалось, как минимум, увидеть их. Потехин с дотошностью коллекционера указал на самые, казалось бы, мелкие индивидуальные особенности принадлежавших ему вещей. И на часах, например, имелись всякие царапины, вмятинки, пометки в некоторых местах, в частности на крышках. Игорь прихватил с собой эти показания Потехина, да и помнил он их наизусть, так что ему достаточно было только взглянуть на те часы у Ткачука.
А заодно следовало убедиться в наличии у него ещё каких-нибудь украденных вещей. Но сделать это было не просто. Ведь на обыск в доме Ткачука ни один прокурор не дал бы сейчас санкции.
Вот какие непростые задачи стояли перед Откаленко, когда он прилетел в этот южный город и в сопровождении молчаливого капитана Туркевича направился в гостиницу, где ему был забронирован скромный номер. Он оставил там свой видавший виды чемоданчик, а потом направился в горотдел представиться начальству.
Начальник горотдела полковник Шадури принял Игоря с обычным грузинским радушием и обещал, как он выразился, «любую помощь в любой момент».
В городе стояла небывалая даже для таких мест жара. У Игоря было ощущение, когда он только вышел из самолёта, что попал не просто в баню, а в финскую баню, где, как известно, раскалённый, сухой воздух составляет всю её суть.
Между прочим, из горотдела он вышел, уже имея не только адрес Ткачука, но и узнав место его работы — комбинат бытового обслуживания.
Здесь, в этом городе, Откаленко никогда не бывал. Суетливый, крикливый и весёлый, как все южные города, белый, словно выгоревший под жгучими лучами солнца, и по этой же причине такой сухой, почти рассыпчатый. Песок скрипел под ногами, тонкими струйками сыпался из всех щелей небольших, стареньких, сморщенных глинобитных домиков, стоило только удалиться от центральных улиц. Песок скрипел на зубах, горячие порывы ветра неожиданно швыряли его в глаза.
Комбинат, к которому подошёл Откаленко, размещался в небольшом, стандартном, двухэтажном здании.
Но вот в какой из его мастерских трудился Олег Романович Ткачук, было пока неизвестно. Это прежде всего и предстояло установить.
Игорь с минуту задумчиво стоял перед входом в комбинат, пока на улицу не вышел какой-то худющий, загорелый парень в голубой майке и серых, парусиновых, невероятно мятых брюках и, остановившись, достал пачку дешёвых сигарет. Игорь подошёл, на ходу тоже достав сигарету и попросив разрешения прикурить. И пока они прикуривали от одной спички, Игорь небрежно спросил:
— Олег на работе, не знаешь?
— Селезнёв-то?
Закрыть
— Да нет, Ткачук.
— А-а. Стучит. Чего ему ещё делать? — осклабился парень, обнажая редкие, мелкие зубы и мощные розовые дёсны. — Не знаем только на кого стучит.
— Выходит, на подозрении он у вас? — словно бы настораживаясь, спросил Игорь.
— А у тебя, значит, нет? Тогда чего нюхаешь?
«Ну, острые тут ребята, — подумал Откаленко. — Смотри, пожалуйста».
— Мало ещё его знаю. В Москве только сошлись и сразу разбежались.
— Точно. В Москве он был. Сказал, тётка померла.
— Эх! — мечтательно вздохнул Игорь. — У меня раз тоже так тётка померла. Четыре дня гулял будь здоров как. Теперь вот думаю, кого бы ещё так похоронить.
Парень небрежно оглядел Игоря и, усмехнувшись, махнул рукой.
— Махно и не то придумает, если стоящее дело подвернётся.
Игорь в ответ пожал плечами.
— Стоящее дело приносит доход, а куда его тут толкнёшь?
— А тебе что нужно, купить или толкнуть?
В ответ Игорь до обидного снисходительно посмотрел на парня и спросил:
— Ты откуда свалился, малыш?
Но тот в ответ лишь широко улыбнулся.
— Ты лучше спасибо скажи, что Гришку-Попа встретил, то есть меня. Это тебе судьба подарок преподнесла, понял?
«А ведь он, пожалуй, прав», — подумал Откаленко.
— Понял, — кивнул он. — И чтобы ты, Гриша, понял, что я понял, пойдём посидим. Где у вас тут можно?
— А Махно?
— Никуда не денется. Пусть стучит. Одной подмёткой больше у граждан будет. Так как? Я ставлю за знакомство.
— Что ж, с деловым человеком не грех и посидеть… за одним столиком, понятное дело. — И Гришка снова осклабился, обнажив свои могучие дёсны.
Через несколько минут они уже сидели в каком-то третьеразрядном кафе, темноватом, грязном, прокуренном, среди таких пьяных и бандитских рож, что обычный посетитель и минуты бы тут не выдержал. Кафе между тем называлось «Одуванчик».
Игорь сообщил новому знакомому, что приехал из Москвы, где случайно и встретился с Олегом в гостинице аэропорта. Ох, и здорово же они с ним там в тот раз набрались в подходящей компании (что, по словам дежурной по этажу, было и в самом деле, когда упомянутая троица весь вечер кутила со случайными собутыльниками, а наутро уже никто из них не мог вспомнить, с кем накануне их свела судьба). О своих занятиях Игорь поведал лишь намёками, но так, что Гришке показалось, будто он всё понял и сразу же проникся необычайной симпатией к новому приятелю. Этому способствовала и вторая бутылка, за которую они принялись.
— А Махно сюда кое-чего из Москвы притаранил, — пьяно ухмыльнулся Гришка. — Желаешь взглянуть? Можем устроить.
— Стоящее?
— Говорит, на ценителя. Но хрустов готовь много.
— Один работал?
Вот этот вопрос задавать не следовало, он сорвался у Игоря случайно, всё-таки и ему пришлось выпить наравне с Гришкой. И этот неуместный, неположенный вопрос словно встряхнул пьяного Гришку, наполовину, кажется, даже отрезвил его. Он насторожённо, с нескрываемым подозрением посмотрел на Игоря и, кривя толстые мокрые губы, ехидно осведомился:
— Никак, ты тоже постучать хочешь? Гляди, парень, если что, отсюда живым не выйдешь. Мне сейчас только свистнуть.
Игорь вдруг почувствовал, как заломило в висках и сухо стало во рту. Он, однако, заставил себя беспечно и снисходительно усмехнуться:
— Ты, Гришенька, я смотрю, человек вовсе необразованный. А тут, мне почему-то представляется, найдутся и образованные. Я им одно только словечко пропою, какое и тебе шепнул, да ты не заметил, и они, боюсь, тебя за близорукость твою сильно накажут, больно, чтобы ухи не развешивал и своих узнавал, сука ты последняя.
Такая спокойная уверенность, такая лютая, злая властность звучали в словах Откаленко, ибо он сам себя заставил поверить в то, что говорит сейчас, во второй, потайной смысл своих слов, что Гришка изумлённо вылупил на него пьяные глаза и неуверенно спросил:
— Это чего ж такое ты мне шепнул?
— Чего два раза не шепчут. На, выпьем сперва.
Они снова выпили, и Игорь продолжал:
— Слушай, Поп, и наматывай. Кое-чего, может, я у Махно и возьму, если моим любителям подойдёт, посмотрим. Но главное не в том. Мне тут скоро кое-чего подкинуть должны, чего я сам толкнуть желаю. А Махно мне гавкал, что есть тут кому. Так это или зря гавкал?
Гришка задумчиво поскрёб затылок.
— Так-то оно так. Кому толкнуть, найдётся. Но у тебя, допустим, и гвоздя не купят, если… Ну, как сказать?.. Не поручится за тебя кто. Уж больно контора у нас тут метёт здорово. Полковничек сидит один, мать его…— А мы по-другому сделаемся, — усмехнулся Откаленко, поняв нехитрый Гришкин умысел. — Ты, к примеру, не прочь заработать, я полагаю?
— Ха! Кто ж откажется? — гоготнул Гришка.
— Тогда за наши дела, — предложил Игорь, поднимая рюмку.
Они дружно выпили, сунули в рот по ломтику колбасы, и Игорь продолжал:
— Раз уж мы с тобой скорешились, давай Махно пока оставим. Я тебе верю, понял?
— П-понял, — мотая головой, нетвёрдо ответил Гришка.
— Ну а потому к завтрашнему дню, — внушительно сказал Откаленко, — мне представь, чего Махно толкает и по какой цене. Плата аккордная.
— Б-бутылка небось? — тупо уставился на него Гришка.
— Две. А если что куплю, тебе, как в комиссионке, отломится. Только не семь, а… пятнадцать процентов. Идёт?
— Д-д-двадцать… — с пьяным упрямством возразил Гришка. — Р-риск, понимаешь…
— В отдельных случаях нет вопроса. — Игорь сделал широкий купеческий жест, потом посмотрел на поникшего Гришку и совсем мельком на часы. — Но главное, Гриша, — напомнил Откаленко, — это второй вопрос: кому мне толкать, кто примет? Это ты не забудь. Понял ты меня?
— П-понял…
— И всё пока, — мягко сказал Откаленко. — Пойдём, Гриша. Продолжение завтра.
Он поманил официантку.
Через минуту они с Гришкой, под руку и чуть раскачиваясь, вышли из кафе.
С большим трудом вырвав из Гришки адрес, Откаленко поймал такси и благополучно доставил нового приятеля до места назначения.
Возвратившись в горотдел и разыскав капитана Туркевича, он, отдуваясь, сказал:
— Ох, Владимир Осипович, где бы окатить голову и раздобыть стакан крепкого чая? Гадости наглотался, памятуя совет полковника.
Полковник Шадури и в самом деле сказал ему на прощанье: «Помни, дорогой, тебя тут ни одна душа не знает, в нашем деле это всегда ба-альшой козырь».
В горотделе оказалась отличная душевая, и окатиться Игорю удалось с головы до ног. Ну а чаем угостил его лично капитан Туркевич у себя в кабинете. За чаем Игорь и рассказал ему о своих похождениях.
— Ну ладно, — заключил Туркевич. — Значит, завтра к двенадцати у вас будет справка на Гришку-Попа и Ткачука и первые данные о Заморине и Кикоеве.
Утром Игорь проснулся от нестерпимо-жгучих солнечных лучей, бивших прямо ему в глаза. Наскоро позавтракав в гостиничном буфете, он направился в горотдел.
Неожиданно, где-то на середине пути, когда Игорь уже вышел на нужную ему людную центральную улицу, в толпе прохожих мелькнула чья-то знакомая физиономия, мелькнула и тут же исчезла, растворилась за спинами снующих мимо людей, оставив у Игоря сосущее, неприятное чувство, словно он нечаянно коснулся чего-то мерзкого, а может быть, и… опасного. Что это был за человек, откуда?
Нет. Игорь не думал, что за ним кто-то следит, как там, в Москве, за Шухминым, но что его кто-то увидел, сомнений не было. И может увидеть снова, может и вернуться, чтобы ещё раз увидеть. Да кто же в конце концов был этот человек?..
Откаленко и в самом деле прошёл мимо горотдела, глазом даже не поведя в его сторону. А, чёрт! Он вспомнил наконец эту паскудную физиономию. Ну, конечно! Этот малый сидел вчера за столиком в кафе «Одуванчик», совсем недалеко сидел, и дул водку пополам с пивом в обществе ещё двух таких же пропойц с бандитскими рожами и раз или два, кажется, с любопытством посмотрел в сторону Игоря и Гришки. Ну вот и прекрасно! Теперь всё встаёт на место. Да, о чём-то Игорь подумал ещё, когда вдруг вспомнил этого парня… А-а, он пришёл к заключению, что одним из дворов по левой стороне улицы — следовало только поточнее рассчитать, каким именно, — можно было попасть во двор горотдела, и уже никто этого не увидит.
Закрыть
Игорь решил немедленно реализовать столь счастливую идею.
Туркевич ждал его в своём кабинете.
Слабо улыбнувшись бледными, незаметными губами, Туркевич спросил:
— Начнём?
— Начнём, — согласился Откаленко. — Но сначала одно организационное предложение. А ещё раньше — вопрос: кто заказывал мне номер в гостинице?
— Жена.
— Жена? — удивлённо переспросил Игорь. — Почему жена?
Туркевич улыбнулся, как всегда, почти незаметно, но Игорь уже научился улавливать всякие чувства на этом, казалось бы, совершенно невозмутимом лице.
— Почему жена? — переспросил Туркевич. — Дело в том, что она работает в тресте кафе и ресторанов. Заказ на номер шёл от этого треста.
— Отличная школа, — согласился Откаленко. — По всему видать. Ну а теперь организационное предложение. Дело в том, что мне пришлось добираться до вас сегодня довольно сложным путём. Другой раз это может обернуться неприятностью.
И он рассказал о своём утреннем приключении.
— Дайте телефон для связи, — попросил Игорь, — и адрес для экстренных встреч. Так, знаете, на всякий пожарный случай.
— Правильно, — одобрил Туркевич. — Пишите и оставьте на столе.
— Само собой.
Туркевич продиктовал два телефона и, подумав, адрес. Листок остался на столе, и в течение всего последующего разговора Игорь то и дело поглядывал на него.
— Вот что мы пока установили, — сообщил Туркевич, раскрывая свою папку. — Сегодня и завтра кое-чего ещё добавим. Первое. Ткачук Олег Романович, кличка Махно. Одна судимость. Кража. Неумён, агрессивен, хвастлив, любит приврать. Верить можно только, когда он испугается. Обширные связи в уголовной среде. Не организатор, не лидер, как говорят. Исполнитель. Авторитетом большим не пользуется. Из города раньше не исчезал. Работает в мастерской быткомбината, это вы знаете. Есть брат, старший. Сидит, срок большой, за вооружённый грабёж. Мы его и брали. Этот умён, инициативен и очень опасен. Сестра замужем, в другом городе. Вот таков Махно. Ну, Гришку, то есть Григория Сербина, по кличке Поп, я вам уже характеризовал. Судимость одна, хулиганство. Это, повторяю, мелочь среди них.
— Насчёт Ткачука, — сказал Игорь. — Заморин и Кикоев в его друзьях числятся?
— Такие у нас вообще по учёту не проходят.
— Вот тебе раз! А по адресному столу?
— Сегодня всё уточним. Это только первые данные.
— Из Саратова сведения поступили?
— Поступили, — махнул рукой Туркевич. — Ни того, ни другого обнаружить пока не удалось.
— М-да… — вздохнул Игорь. — Ну, ребята наши там всего один день. Может, ещё обнаружат.
— Ладно. — Туркевич уступчиво кивнул. — Мы пока здесь пошуруем.
Они простились.
Игорь вышел не на улицу, а во двор и уже знакомым путём выбрался на тихую, зелёную улицу.
Адрес Гришки он запомнил твёрдо. Этого тоже требовала его профессия, и зрительная память никогда ещё Игоря не подводила, ни в одном городе, куда заносили его беспокойные дела розыска.
Когда Игорь вышел наконец на нужную улицу, то сразу увидел вдали на скамейке Гришку. В старенькой, вытянутой на груди майке, в парусиновых, немыслимо мятых брюках и разбитых тапочках на босу ногу, Гришка безмятежно покуривал, жмурясь от солнечных лучей, падавших на него сквозь редкую крону деревьев.
Игорь вяло дополз до скамейки и уселся возле Гришки.
— Ну, — сказал Игорь лениво. — Надумал чего?
— А тебя… — Гришка вдруг загадочно умолк, и Игорю стоило усилий продолжать спокойно жмуриться на солнце и не посмотреть в сторону своего собеседника. — …Тебя Махно вспомнил, — закончил Гришка, торжествуя.
— Чего ж ему не вспомнить, раз я его помню, — пожал плечами Откаленко. Всё же ему стало немного не по себе.
— Слышь, Чёрный? А какая такая была тебе выгода через меня с ним торговать, а?
— Была да сплыла.
— А всё ж таки?
И в этой жестокой настырности Откаленко ощутил что-то новое, что-то не Гришкино, словно кто-то внушил её ему, кто-то ему велел повести так разговор.
Игорь лениво повернул голову, оценивающе-небрежно оглядел подавшегося к нему Гришку и презрительно процедил сквозь зубы:
— Катись лучше, бобик. Дёрнуло меня гавкать с тобой вчера.
— Ладно тебе! — уже всерьёз обиделся Гришка. — Ты на встречу-то пойдёшь или нет?
— Моё дело. Махно твой тоже не царь морской. У вас тут рыбка покрупнее ходит.Откаленко решил не только показать Гришке, какая дистанция их разделяет, не только дать понять, что там Гришка просто мелочь, шелуха рядом с ним, Чёрным, что его дело шестерить, состоять на побегушках, но что и сам Махно тоже в его глазах не бог весть какая величина.
— До той рыбки тебе, Чёрный, без нас не добраться, понял? — обиженно сказал Гришка, отодвигаясь. — Не очень-то кидайся.
— А что?
— А то. Укусить могут.
— Это меня? — мрачно и удивлённо спросил Игорь.
— До хотя бы и тебя.
— Ну, топай, топай! — Игорь зло хохотнул. — Я гляжу, ты перегрелся, бобик.
— Ладно, — не вытерпел Гришка. — Махно тут, у меня сидит. Пойдёшь? — И он кивнул на свою калитку.
— А товар?
— Небось при нём.
— Пойдём, чего ж, — лениво согласился Откаленко.
— А комиссия будет?
— Будет, будет. Всё тебе, Гришенька, будет, чего на роду написано.
Они поднялись со скамейки и направились к калитке. Она отворилась с душераздирающим визгом, чертя нижним краем по песку.
Откаленко, не выдержав, усмехнулся.
— Даёт у тебя калитка, очумеешь.
— Сознательная. Никто нежданно не явится. Ты гляди, полкан мой выскочит.
И в самом деле из-за небольшого дома в глубине двора вылетела крупная дворняга, чёрная, лохматая, с квадратной мордой и обрубленным хвостом. Злобно рыча, она кинулась к незнакомому человеку. Игорь остановился и упёрся глазами в круглые, осатанелые от злости собачьи глаза. Пёс тоже остановился, яростное клокотанье усилилось, пасть приоткрылась, стали видны белые клыки.
Гришка собрался было дать какую-то команду, но Откаленко движением руки остановил его.
— Как звать-то? — спросил он, не отводя глаз от собаки.
— Марс.
— Ишь ты! — усмехнулся Игорь и вдруг грозно окликнул: — Марс!
Уши собаки приподнялись. Она словно удивилась.
— Ко мне! — снова приказал Игорь.
Собака, однако, не шелохнулась, но глаза раза три подряд недоуменно мигнули.
Игорь сделал твёрдый шаг вперёд и властно произнёс:
— На кого лаешь?
И собака, вывалив язык, воззрилась на него в полном недоумении, словно и в самом деле не понимая, на кого это она вдруг решилась лаять. Она даже села, Чтобы основательнее подумать над этим.
А Игорь уже уверенно подошёл к ней и спокойно потрепал её за ухом.
— Ну, ты даёшь, Чёрный! — восхищённо удивился Гришка. — Чтобы Марс так…
Они двинулись к домику, и за ними, неохотно поднявшись, потрусил Марс, явно смущённый всем происшедшим с ним.
Дверь в дом оказалась незапертой. Гришка только толкнул её и провёл Откаленко по темноватому коридорчику, затем они поднялись по узкой, скрипучей лестнице на маленькую площадку, куда выходило две двери. Открыв одну из них, Гришка кивком пригласил Откаленко за собой.
Небольшая, душная комната была залита солнцем. И в первый момент Игорь, невольно жмурясь, даже не заметил длинного, худощавого парня, развалившегося в старинном кресле с диковинной резьбой и потёртыми, рваными подлокотниками, невесть как оказавшемся в этой убогой, пыльной комнатёнке.
Парень оглядел Игоря и небрежно спросил Гришку:
— Этот, что ли?
— Ага. Этот, — охотно подтвердил Гришка.
— Ну, — обратился парень уже к Откаленко, — чего ты тут, гад, нюхаешь?
Впрочем, в голосе его не было злости.
— Что ж, Олежек, — насмешливо спросил Откаленко, — знакомых не признаёшь?
— Не-а, — с такой же точно насмешкой покрутил головой Ткачук.
— Та-ак, — протянул Откаленко, без приглашения садясь на какой-то стул прямо на середине комнаты и вытаскивая сигареты. — Значит, как пить, так знакомый, а как дела делать, так всё, ваших нет?
— Допустим. Дальше что? — всё с той же нахальной усмешкой ответил Ткачук.
Игорь не спеша встал, приблизился к насторожившемуся Ткачуку и вдруг, нагнувшись, неуловимым движением рванул ножку кресла, в котором сидел Ткачук. И тот кубарем вывалился на пол, а кресло, с наполовину оторванной ножкой, покатилось в другую сторону. Игорь мгновенно прижал Ткачука коленом к полу и вывернул ему за спину руку. Тот взвыл от боли.
— Отпусти, гад! Убью! Гришка!
Но Гришка, оцепенев от неожиданности, словно прилип к стене, испуганно хлопая глазами, и только всё время спрашивал срывающимся тенорком:
— Ты чего делаешь? Ты чего делаешь?
— Ладно уж, вставай, — сказал Откаленко брезгливо и махнул рукой.
Он снова уселся на свой стул посреди комнаты. Сигарета, оставленная им там, ещё дымилась, и он с удовольствием её раскурил.
Закрыть
Ткачук с трудом поднялся на дрожащие ноги и, волоча их, отыскал себе какой-то другой стул.
— Будет разговор? — усмехаясь, спросил Игорь.
— Но-но! Хрусты есть?
— И хрусты есть, и кое-чего ещё найдётся, — кивнул Откаленко. — А у тебя что в обмен на хрусты водится?
Разговор приобретал вполне мирный характер, словно и не было этой короткой злобной стычки. Но Игорь прекрасно понимал, что именно благодаря ей и начался этот мирный разговор. За семь лет работы в розыске он успел уже изучить эту поганую породу людишек. Он не имел никакого желания копаться в их искалеченной, гнилой психике и выискивать всякие причины, как это склонен был всё время делать его друг Лосев. Игорь использовал свои знания лишь для дела, конкретного дела, которым в данный момент занимался. «А всех жалеть у меня нервов не хватает, — говорил он. — Я только тех жалею, кого эти гады обидели, а их самих пусть вон Лосев жалеет, я их душить буду, пусть лучше не попадаются». А уж как надо «душить», это Откаленко знал.
— Что у меня в обмен водится? — переспросил Ткачук, осторожно шевеля больной рукой, которую Откаленко только что ему чуть не вывернул. — Найдётся чего. А хрустов у тебя хватит?
— Не хватит, так догоним и ещё добавим. Сперва показывай, — скомандовал Откаленко.
— Ну, гляди, раз так.
Ткачук не очень бодро встал, прошёл в угол комнаты к стоявшему там старенькому, потрескавшемуся комоду, с усилием выдвинул один из разваливающихся его ящиков и, порывшись, вытащил какой-то пухлый газетный свёрток. Стоя спиной к Игорю и стараясь загородить от него этот свёрток, он с шумом развернул газеты и, снова всё сунув в ящик, проделал там какие-то манипуляции, после чего повернулся к Игорю, держа в руке тёмную деревянную коробочку.
Откаленко исподтишка внимательно наблюдал за ним и уловил желание Ткачука скрыть что-то ещё в том газетном свёртке.
— Гляди, — с показной небрежностью сказал Ткачук, протягивая Игорю коробочку.
Игорь с таким же скучающим видом взял её. В коробочке лежали часы, большие старинные карманные часы в золотом или позолоченном корпусе, последнее Игорь даже не успел определить. Первое, что бросилось ему в глаза, было название фирмы на желтоватом циферблате с золочёными римскими цифрами и изящными, ажурными стрелками. Название состояло из четырёх латинских букв: «СУМА». Вот тебе и «Павел Буре»! Игоря охватила досада.
— Но ты пойми, голова, это, так и так, не старина. А есть, допустим, часики, за которые мои клиенты сколько хошь дадут. Старинных фирм часики, усёк?
— Чего ж тут не усечь! — вздохнул Ткачук. — Эх, знать бы…
Секунду подумав, он посмотрел на смирно сидевшего в стороне, у стены, Гришку, время от времени лишь угодливо скалившего свои мелкие зубы на розовых дёснах. В глазах Гришки светилось нестерпимое любопытство и жадная насторожённость. Как раз последнее Ткачук, видимо, заметил, и это ему не понравилось. Хмурясь, он сказал:
— Давай, Поп, глянь, не нюхает там кто внизу.
— Марс там сразу загавкает, не боись.
— Я чего сказал! — прикрикнул Ткачук.
Он проводил его взглядом и, когда за Гришкой закрылась дверь, презрительно усмехнулся и сказал:
— Были, понимаешь, у меня часики, — не отвечая на вопрос, снова вздохнул Ткачук. — Толкнул два дня назад всего. Ох, часики! Ну точно, как ты говоришь. Старинной фирмы, желтяки, с тремя крышками. Фирма «Павел»…
— «Буре»?
— Во-во! Точно. Эх, продешевил я с ними, кажись.— Вернуть можешь?
— А сколько ты, к примеру, за них дашь?
— Мои клиенты сколько хошь за них дадут. Но посмотреть надо.
И тут у Игоря мелькнула вдруг новая, сразу зажёгшая его мысль. Когда человек весь «заряжен» на дело, которое делает, такие мысли приходят внезапно и как бы сами собой.
— А деятель тот солидный, кому ты их толкнул? — спросил Игорь небрежно.
— Ого! Ему ещё и не то толкают, что я. Это мелочь, если хочешь знать.
— Камушки? — С такой удивительной естественностью и нетерпеливой жадностью спросил Игорь, что на секунду даже сам поразился силе своих придуманных чувств, даже голос дрогнул от волнения, чего уж и вовсе, кажется, ждать было невозможно. Видно, сказалось в этот миг, прорвалось подлинное волнение, которым Игорь был охвачен, совсем, конечно, по другой причине.
И нетерпеливая эта жадность в его голосе не скрылась от Ткачука, жадность эта окончательно его к Игорю расположила и вызвала доверие, так это было похоже на него самого, на его чувства.
— Не камушки, а старина, — пояснил он. — Ценности огромной, видать. Деятель тот аж опупел, как увидел. На одни очки другие надел. Потеха, ей-богу.
— А чего он увидел-то?
— Эту самую… Как её?.. Ну, ящичек такой…
— Шкатулка?
— Во-во! Красоты-ы… В жизни такой не видел. Ну, и цена, я тебе скажу, опупеешь.
— Тоже взглянуть бы не мешало, — заметил Игорь. — Может, и тут ты прогадал.
— Тут не я, — махнул рукой Ткачук. — Директора вещь.
Это была явная кличка, и кличка непростая. Она вела куда-то, и чутьё сразу подсказало Игорю, что ему ещё придётся до этого докапываться.
— А вот часики… — вздохнул снова Ткачук. — Как бы тебе их показать…
Откаленко чувствовал, что не всё ещё потеряно, раз часы «Буре» существуют. А кроме того, появилась какая-то редкая шкатулка. И у Потехина была украдена шкатулка. Нет-нет, не всё потеряно, и этот Ткачук для Игоря сущая находка. Чутьё оперативника подсказывало ему, что надо тянуть ниточку дальше и рано ещё возвращаться в Москву, тянуть дальше и не порвать малейшим каким-нибудь неловким движением, потому что ниточка становится всё тоньше. Сейчас впереди замаячила фигура куда крупнее и опаснее, чем этот Ткачук. Интересная, кажется, фигура, приёмщик краденого, особо доверенное лицо. И подобраться к этому человеку непросто, совсем непросто, сложнее, чем даже думает Ткачук.
— Кличка-то у него есть? — поинтересовался Откаленко.
— Не-а. Терентий Прокофьевич, только так, — со значением ответил Ткачук. — Тут вся закавыка. И наш, и не наш. И чёрт его знает чей.
Закрыть
— Ну, Директор-то знает.
— Надо думать. Доверие там вроде полное.
— Может, ты меня как покупателя приведёшь?
— Не-а. Прогонит, — убеждённо возразил Ткачук.
— А может, как кореша и продавца?
— Тоже прогонит. И ещё Директору на меня капнет. Водит, мол, всяких. Ну а тот… Помоги и помилуй.
— Пхе! Всяких мы Директоров давили.
— Только не этого. И всё. — Ткачук сурово прихлопнул кулаком по ладони. — Директора забудь и не гавкай. А вот с Терентием… Давай так, — подумав, предложил Ткачук не очень уверенно. — До вечера. Ты где у нас в городе якорь бросил?
— Где ты с Директором в Москве, там и я здесь, — усмехнулся Откаленко.
— Оставь, говорю! — с угрозой произнёс Ткачук. — Обожжёшься.
— Ладно. Я чужой закон уважаю, — снисходительно успокоил его Откаленко. — «Южная».
— Добро. Так уговор, до вечера. Если получится, я за тобой приду или к тебе приведу. Сговорено?
— Время какое?
— Как стемнеет. Чтобы все кошки стали серыми, — засмеялся Ткачук.
— Бывай, — кивнул на прощание Игорь.
Спустя несколько минут он уже шёл по раскалённым плитам тротуара, высматривая очередную тележку с газированной водой.
Он остановился возле витрины какого-то магазина, заметив у входа его табличку, извещавшую, что в магазине есть телефон-автомат.
Кабина с телефоном-автоматом стояла у стены возле входа. Игорь не спеша обследовал полупустые прилавки, после чего зашёл в кабину. Опустив монету, он набрал запомнившийся ему номер.
Капитан Туркевич, к счастью, оказался на месте.
— Привет, — буркнул Игорь, разглядывая подошедшего в этот момент к кабине человека. — Свой говорит, узнаёшь?
— Так точно, — ответил Туркевич. — Есть последние сообщения из Саратова. Никто из ваших знакомых там не обнаружен.
— Та-ак… — досадливо промычал Игорь, наблюдая за стоявшим возле кабины человеком. — Свидеться надо, понял?
— Идите по известному вам адресу, — сказал Туркевич, видимо, нисколько не удивлённый странным тоном своего собеседника. — Я буду там через… двадцать минут.
В это время человек, стоявший возле телефонной кабины, озабоченно взглянул на часы, махнул рукой и направился к выходу из магазина. Откаленко проводил его взглядом и уже совсем другим тоном сказал Туркевичу:
— Проверьте. Вышел на скупщика, некоего Терентия Прокофьевича. Возможно, сегодня вечером состоится с ним встреча. Ведёт Ткачук. Кто такой этот Терентий?
— Ясно. До встречи, — коротко ответил Туркевич.
Игорь повесил трубку.
Через минуту он снова плёлся по залитой жарким солнцем улице.
Дверь ему открыл Туркевич.
Они прошли по короткому коридорчику в небольшую, скромно обставленную комнату с каким-то знакомым Игорю, казённым, нежилым духом. В квартире не было слышно ни звука.
— Обедали? — спросил Туркевич.
— Не успел.
— Ну, давайте хоть перекусим пока.
Туркевич достал из старенького, скрипучего буфета термос с чаем, хлеб, свёрток с колбасой и блюдце с жёлтым кубиком масла. Всё это он расставил на пыльном столе, предварительно застелив его какой-то скатёркой, и предложил:
— Подсаживайтесь. Заодно всё обсудим.
Игорь не заставил себя упрашивать.
Разливая чай, Туркевич сообщил:
— Терентия знаем. Но подходов к нему нет. Очень осторожен. Боятся его. Никто ни разу на него не показал. Хотя точно знаем, принимает краденое. Но два раза налетали по свежим, казалось, следам и ничего не находили. Исчезает барахло мгновенно.
— Связи выявлены?
— Кое-какие.
— Махно?
— И он. Он-то всюду следит, — махнул рукой Туркевич.
— А Директор?
— Это серьёзнее уже. Кличка встречается, человек — нет. Ни по одному нашему делу не проходил. Видимо, здесь, в городе, не действует.
— Гастролёр?
— Скорей всего.
— Да, скорее всего, — задумчиво подтвердил Игорь.
Туркевич осторожно заметил:
— Через Терентия можно, я думаю, выйти на него.
— Сначала надо на самого Терентия выйти и войти к нему в доверие, а это, сами говорите, непросто.
— Это точно.
— И времени требует, — вздохнул Игорь. — А у меня его, считайте, и вовсе нет.
— Всё равно бросать нельзя, — убеждённо возразил Туркевич, и в голосе его прозвучали какие-то сильные, твёрдые, незнакомые Игорю нотки. — Раз такая удача подвалила, что на Терентия вышли. Только тут каждый шаг надо продумать тщательно, — продолжал Туркевич. — Каждый свой шаг. Конкретная задача у вас какая?
— Увидеть часы и шкатулку.
— И если они с вашей кражи, то что дальше?
— Дальше через Ткачука постараться выйти на всю группу. Один он эту кражу не мог совершить. И ещё корешок в Москве остался. Кто-то им там дал подвод под ту квартиру.
— Ясно. Наша просьба: в любом случае выявить какие-то его связи, Терентия этого. И особо пощупать насчёт Директора. Очень неясная фигура.
— Буду помнить. Как Заморин и Кикоев, установили?
— Нет таких в городе.
— Ого!
Обратите внимание: "Тот самый, удачно пойманный кадр на свадьбе!" Такие смешные моменты не под силу ни одному фотошопу.
Неужто они по чужим паспортам в Москве проживали?— Возможно. Разини и в Москве есть, — едва усмехнулся Туркевич.
— Разини есть всюду, — хмуро возразил Откаленко. — Возможно, они у вас кантуются без прописки, — и продолжил: — Давайте уточним всё же мою легенду. Я буду излагать, а вы под неё копайте. Она пока весьма условная.
И вот постепенно, в спорах, сомнениях, поисках, воспоминаниях и озарениях, начала складываться некая новая жизнь, которую должен был намертво запомнить Игорь. Впрочем, для него это была не новая работа. Как и для капитана Туркевича, кстати сказать.Наконец Туркевич вздохнул и, аккуратно загасив в пепельнице очередную сигарету, заявил, откидываясь от стола:
— Ну тебя к чёрту. Обалдели мы с тобой уже. И кажись, всё, что можно, придумали. Так?
— Пожалуй, — неуверенно согласился Откаленко.
— Не пожалуй, а точно. И не сомневайся. Сейчас двигай в гостиницу, ложись и не вставай, пока гости не явятся. Полный отдых, договорились?
— Да, — с силой потягиваясь, кивнул Откаленко. — Лишь бы пришли.
Они простились. Первым ушёл Откаленко. Как уходить из таких квартир, он знал.
Было уже около пяти, когда Игорь появился в гостинице. Он прошёл к себе в номер и повалился на кровать. По его расчётам, гости если и заявятся, то не раньше как часа через три, когда начнёт хоть немного темнеть.
Игорь прикрыл глаза. Здорово, однако, он устал. Сейчас только это почувствовал. И, оказывается, болела голова. Лежать с закрытыми глазами было удивительно приятно.
В окно медленно заползали жиденькие сумерки.
Он задремал окончательно и уже не видел, как тускнели, серели медные, жаркие полосы на потолке и стенах, как серыми сумерками заполнялась комната и в потемневшем небе начали возникать тонкие жёлтые иголочки первых звёзд.
Внезапный стук разбудил Игоря. Он открыл глаза, приподнялся на локте, зевнул и прислушался. Стук повторился уже настойчивей. Игорь вздохнул, крепко провёл ладонью по лицу и нехотя сполз с постели.
— Сейчас!.. — ворчливо крикнул он, направляясь к двери.
Щёлкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял Ткачук.
— Дрых? — весело спросил он, входя и по-хозяйски оглядывая комнату. — А ну давай на выход с вещами. Ждут нас.
— Можно и без вещей, — проворчал Игорь, шнуруя ботинки.
— Можно. Но хрусты чтоб были. Велено так, понял?
Игорь выпрямился, вразвалочку подошёл к слегка оробевшему Ткачуку, крепко взял его за ворот рубахи и, притянув к себе, угрожающе процедил сквозь зубы:
— Запомни, бобик, мне велеть нельзя. Будешь в Москве, спроси про Чёрного.
— Отпусти… — полузадушенно прохрипел Ткачук и, когда Игорь с силой оттолкнул его от себя, добавил, потирая шею: — Ты, зараза, легче, понял? А то…
— Ну, что «а то»?
— А то… пожалуюсь.
— Ха! На меня, чтоб ты знал, жаловаться можно только господу богу и митрополиту. А к ним побежишь — от них не вернёшься. Усёк?
— Найдётся кому ещё пожаловаться, — сердито сказал Ткачук. — Ну, пошли, что ли? Говорю ж тебе, ждут.
— Терентий?
— А кто ж ещё? Даже интерес проявил. Кто да откуда? А я почём знаю, откуда ты.
— Что ж ты ему сказал?
— Сказал, в гостинице познакомились. Свой, мол, парень.
— А как познакомились, помнишь?
— Откуда мне помнить? Пьяные все были. Я так ему сказал.
— Он про это тоже, выходит, спросил?
— Ага. Спросил.
— Ладно. Потопали. Сам всё скажу.
Игорь направился к двери.
— А ты чего же пустой идёшь? — в спину ему недовольно спросил Ткачук.
— Я что сказал? — с угрозой ответил Игорь, приоткрыв дверь. — Пошли.
И Ткачук покорно последовал за ним.
Всю дорогу они шли молча. Ткачук выказывал свою обиду и дулся. Игорь размышлял. Что-то не понравился ему внезапный интерес Терентия к его персоне. Всё так же молча свернули в узкую, полутёмную и пустую улочку, мимо которой они уже один раз прошли. Игорь, остановившись, демонстративно прочёл на углу её название. После этого они зашли в большой, уже совсем тёмный, без единого фонаря, двор. В дальнем конце двора оказался двухэтажный бревенчатый дом, второй этаж которого был опоясан галереей, куда выходили двери квартир или, может быть, отдельных комнат.
По скрипучей, какой-то трухлявой лестнице они поднялись на второй этаж, вышли на галерею, и Ткачук деликатно постучал в одну из дверей. Игорь постарался запомнить и её, тем более что ждать пришлось довольно долго, пока за дверью послышались шаги.
— Кто там? — спросил чей-то мужской голос, как показалось Игорю, довольно молодой и энергичный.
— Свои, — ответил явно не специальным отзывом Ткачук. — Это я, Терентий Прокофьевич.
— Жди, — донеслось из-за двери, и шаги удалились.
— Чудит старик, — проворчал, словно ни к кому не обращаясь, Ткачук.
«Что-то пошёл прятать, — подумал Откаленко. — Возможно, ещё кто-то ждёт».
Но вот шаги послышались снова, звякнули замки, и дверь отворилась. В тесном тамбуре-передней, заставленном какими-то ящиками и свёртками, стоял высокий, мускулистый человек лет пятидесяти, седые волосы красиво лежали вокруг полного загорелого лица. На нём была зелёная рубашка с короткими рукавами и светлые, модные, вельветовые джинсы с широким кожаным ремнём. Расстёгнутый ворот рубахи открывал крепкую, без морщин шею. Зоркие тёмные глаза под седыми бровями и твёрдая линия рта выдавали ум и характер. Имя совершенно не вязалось с внешностью этого человека, имя тянуло к какой-то кондовой старине.
Закрыть
— Заходите, ребятки, — добродушно, как-то даже по-простецки, как давних знакомых, пригласил Терентий Прокофьевич и открыл другую дверь, уже в комнату. — Прошу.
Голос его звучал сильно и уверенно.
Да, с таким Терентием Прокофьевичем встретиться Игорь не ожидал. Задача осложнялась.
Комната оказалась большой, просторной, с деревянным, из досок, потолком, как на даче, с большим, во всю стену, красивым, дорогим ковром, с картинами на других стенах и низкой широкой тахтой. Напротив стоял огромный, в полстены, старинный буфет, с замысловатыми пристройками, башенками, выпуклыми дверцами, цветными стёклышками, чем-то напоминавший средневековый замок. Возле тахты стоял круглый, под красной бархатной скатертью, стол и возле два тяжелых старинных кресла.
Все трое не спеша закурили, и Ткачук, не выдержав скрытого напряжения этой сцены, суетливо и угодливо сообщил:
— Вот это Чёрный, Терентий Прокофьевич, про которого я вам толковал. Из Москвы.
— Вижу, — кивнул тот и, обращаясь к Игорю, вежливо спросил: — С чем пожаловали?
Игорь, хмурясь, исподлобья огляделся, потом остановил взгляд на хозяине и, презрительно усмехнувшись, процедил:
— Марафет наводишь? И не таких барыг видели. Берёшь вещь? Толкаешь вещь? Сразу говори. За делом пришёл, не в гости.
Терентий Прокофьевич улыбнулся и просто ответил:
— И беру, и толкаю.
— Тогда третий лишний, — заключил Игорь и обернулся к Ткачуку. — Слышь, Махно? Давай топай. За мной не пропадёт. Завтра встретимся, где сегодня. Ну давай-давай.
Ткачук растерянно посмотрел на Терентия Прокофьевича. Тот спокойно кивнул в ответ. Ткачук поднялся.
Когда он ушёл и наружная дверь за ним с лязгом захлопнулась, Игорь сказал:
— Надо думать, вы от него, — он кивнул на дверь, — всё обо мне знаете, что требуется. И можно, значит…
— Не всё, — спокойно перебил его Терентий Прокофьевич, потягивая сигаретку.
— Чего ж ещё?
— С кем вы в Москве познакомились?
— Ну, с Махно. Олегом представился, — усмехнулся Откаленко.
— А ещё?
— Ещё с двумя.
— Как представились? Как познакомились?
— В гостинице. Выпить вместе пришлось.
— Тоже там в это время проживали?
— В гости пришёл. Кореш там один остановился.
— Кто такой? — быстро спросил Терентий.
И Игорь невольно так же быстро ответил:
— Рыжий. Деловой мужик.
— Слышал. — Терентий начал вдруг с усилием тереть лоб, словно у него внезапно разболелась голова.
Игорь невольно насторожился, так это было неожиданно. Да и вообще ему начинал не нравиться этот разговор.
— Когда же, выходит, Рыжий заскочил в Москву? — задумчиво спросил Терентий.
Вопрос был опасный. Игорь совершил ошибку, назвав Рыжего. Он мог, конечно, не знать, что того взяли по пути в Москву, но после этого встретить его там…
— Хрен его знает, когда он заскочил, — сердито ответил Игорь.
— Так-так… С Рыжим для ясности замнём, — чуть заметно усмехнулся Терентий. — Ну а как те двое вам представились, которые с Махно были?
— Значения не имеет. Имена-то вроде чужие.— Откуда знаете?
— Догадался.
— А не милиция шепнула?
— Что, на мильтона похож? — снова усмехнулся Игорь, хотя такой поворот разговора ему ещё больше не понравился.
— Похожи, — не сводя с него глаз, кивнул Терентий Прокофьевич.
— Тогда зачем раскрываться насчёт «беру» и «толкаю»?
— А милиция всё равно знает, — пожал плечами Терентий Прокофьевич. — Доказать только не может. И никто этого не сможет, вот какой фокус.
— Та-ак, — протянул Игорь. — Ну, раз я к вам в доверие не вошёл, то и делов у нас никаких не будет, я так понимаю?
— Не совсем. Любовь ещё быть может. Доказывайте.
— Чего ж доказывать?
— А что вы не из конторы.
— Интересное кино. Как же мне доказывать? Первым толкнуть, что ли?
— Ну, хотя бы.
— Конечно, кое-чего я показать могу.
Игорь не спеша полез во внутренний карман пиджака и достал несколько цветных фотографий. Передавая их Терентию Прокофьевичу, он с лёгкой иронией сказал:
— Любоваться можете бесплатно.
Потом снова откинулся на спинку кресла и, задумчиво глядя в потолок, добавил:
— Вообще, пить надо с умом. Золотое правило. А у нас в Москве приезжим и вовсе пить не рекомендуется. Не ровён час…
— Это вы про кого? — рассеянно спросил Терентий Прокофьевич, разглядывая фотографии.
— Да про Махно вот и… про Директора.
— И с ним познакомились?
— Вроде бы познакомились.
— Что же в Москве случилось?
— Наследили больно сильно. Нельзя так у нас.
— Да? — насмешливо поинтересовался Терентий Прокофьевич.
— Именно вот.
— Что ж они там натворили, паскудники, интересно знать? — нахмурился Терентий Прокофьевич, не выпуская из рук фотографии.
— Хвалились под пьяную руку, что…
— Где пили? — резко оборвал его Терентий Прокофьевич, и глаза его под седыми бровями налились льдом, он, уже не отрываясь, смотрел на Откаленко.
— Точно вам сказать?
— Точно.
— В гостинице аэропорта Внуково. Набухарились. Себя потеряли.
— Похоже, — зло процедил сквозь зубы Терентий Прокофьевич. — Дальше что?
— А дальше я и говорю, хвалились под пьяную руку, что, мол, хорошую квартиру взяли, богатейшую. Да получилось, вроде не по их вине, что трупик нехороший там оставили.
Игорь фантазировал сейчас по какому-то наитию, словно нащупывая впотьмах мелькнувшую на миг щель.
— А вы, значит, и поверили? — криво усмехнулся Терентий Прокофьевич, сложив фотографии и продолжая вертеть их в руке.
— Зачем? Мы проверочку сделали.
— Что, что? — удивлённо и подозрительно переспросил Терентий Прокофьевич.
— То самое, что говорю. Так уж получилось.
— Как же это, скажите на милость, получилось?
Терентий Прокофьевич и в самом деле заинтересовался и даже отложил в сторону фотографии и поудобней устроился на своей тахте.
— Пока те наш коньяк жрали, мы адресок-то из них выпотрошили, — хвастливо сказал Откаленко. — Ну и утречком туда намылились. А там дочка дома. Я ей травлю, что, мол, сантехник, протечка в нижний этаж. Не пускает. «Пусть, — говорит, — домоуправ сам придёт. У нас позавчера кража была». Я — ах, ах! Как же так?
— Это всё через закрытую дверь? — подозрительно переспросил Терентий Прокофьевич.
— Зачем? Дверь на цепочке. Ну, я говорю: «Слава богу, что так. А то и убить могли». Тут она в рёв. И я, конечно, побыстрее мотанул.
— Странно, — помолчав, произнёс Терентий Прокофьевич. — Весьма странно. — И он испытующе посмотрел на Игоря.
— Чего странно-то?
— Что сунулись в такую горячую точку. Не побоялись ошпариться. Зачем совались-то?
— Был расчёт. Больно уж много в той квартире осталось. Ну, мы и решили на звонок проверить, пусто там с утра или нет. А тут дочка.
— Выходит, плохо подумали?
— Мы-то что, позвонили и ушли. Вот вы не подумали, я гляжу, это да.
— Вы думайте, что говорите! — строго произнёс Терентий Прокофьевич.
— А как же? Принимаете вещи с мокрого дела. Надо же? Звона не боитесь.
— Это кто же вам на хвосте принёс?
— Да хоть Махно. Он мне те рыжики ещё в Москве совал. Фартовая вещь, не спорю. И по бросовой цене. Но я лично обошёл её стороной, не запачкавшись. Мне свобода дороже. А вот вы, выходит, соблазнились. Да и Директор вас тут крупно подвёл.
— И он?
— И он.
— Так-так. Что дальше?
— А дальше не моё это дело. Теперь от вас я и те шмонки принять могу.
— Почему так?
— Через ваши руки прошли, — усмехнулся Откаленко. — Они меня от того мокрого дела отделяют, от трупа того, что пахнет.
Закрыть
— Грубо, Чёрный. Грубо! Где воспитывались? — поморщился Терентий Прокофьевич.
— Там меня уже нет.
— И всё-таки грубо. Вы меня на испуг хотите взять? Дешевле отдам, думаете?
— Что я думаю, то при мне. А что вы думаете, меня не касается. Я желаю кое-что толкнуть. — Игорь кивнул на фотографии. — И кое-что купить. И на всём заработать чистенько.
— И на тех часиках, от Махно, думаете заработать?
— Ясное дело.
— А я, знаете, сколько с вас за них потяну?
— У нас есть психи, которые от меня их за любую цену примут. Вот только те ли это рыжики, что я в Москве у Махно видел.
Терентий Прокофьевич по-прежнему пристально, с интересом рассматривал Игоря. Помолчав, он чуть загадочно произнёс:
— Это и показать можно. Только сначала хочу предупредить. У меня фотографий нет. У меня живой товар. И дела вести с вашим братом я умею. Поэтому шутки шутить не советую. Хоть вы молодой и красивый, мне вас жалко не будет.
— Ещё через один трупик не боитесь переступить?
— Если вы не побоитесь им стать. Впрочем, не тяните меня на глупый разговор. Я только предупредил. Хотя от вас… М-да… от вас я таких шуток не жду. Именно таких.
— А каких ждёте?
— Поглядим, поглядим. Может быть, вы вообще человек серьёзный. Тогда и разговор у нас будет серьёзный. А пока могу показать вам те часики. Это самое простое.
Он как-то по-змеиному соскользнул с тахты и подошёл к огромному буфету. Сначала он открыл одну дверцу, затем другую, пошарил там рукой и наконец из какого-то нижнего ящика вынул небольшую коробочку. После чего он вернулся на свою тахту, снова забрался на неё с ногами, скинув пушистые домашние туфли, и, только устроившись там поудобнее, протянул наконец коробочку Игорю, небрежно бросив:
— Прошу, взгляните.
Игорь открыл коробочку и с большим трудом сдержал охватившее его волнение. В коробочке лежали золотые часы «Павел Буре», украденные у гражданина Потехина. Да-да, те самые! Игорь мог поручиться за это. На это указывала хотя бы вон та щербинка на циферблате возле цифры «12» и ещё те две вмятинки, на корпусе. Игорь взял часы в руки, открыл одну заднюю крышку, за ней вторую. Ну конечно! Вот выцарапанный крест, вот ещё одна вмятинка, вот другая.
Руки у Игоря слегка вспотели. Он осторожно вложил часы в коробочку и положил на стол.
— Вы что-то слишком беспокойны, — насмешливо заметил со своей тахты Терентий Прокофьевич. — Скажите, а вас как зовут по-человечески?
— Лёня.
— Ну зачем же в таком пустяке врать?
— Тогда Игорь.
— Другое дело. Даже оригинально — Чёрный Игорёк. То вы ведёте себя как умный человек, а то… Впрочем, мне даже так удобнее. Не замечаете?
— Пока нет. Сколько? — Игорь кивнул на часы.
— Успеется. Узнали?
— Те самые.
— Точно?
Что-то в словах Терентия Прокофьевича показалось Игорю подозрительным. Он даже не мог объяснить, что именно. Что-то в интонации, в быстром, оценивающем взгляде, в плавном движении рук этого человека было странным, настораживающим. Игорь ничего не мог точно уловить, кроме неясного сигнала тревоги. И надо было идти навстречу ему.
— Да, точно, — твёрдо сказал Игорь.
— А не желаете ли взглянуть ещё на одну вещь? Отдам вместе с часами.
— Желаю.
— Превосходно.
Терентий Прокофьевич с прежней живостью соскользнул с тахты и снова подошёл к буфету. Он открыл одну за другой две застеклённые дверцы, внутри буфета что-то щёлкнуло, после чего Терентий Прокофьевич распахнул тяжёлые, тёмные дверцы у самого пола и вынул оттуда довольно большой картонный ящик, откинул верхние крышки и вытянул завёрнутый в цветную салфетку непонятный предмет. Как ни заинтригован был Игорь содержимым картонного ящика, он всё же ещё раз окинул взглядом странный буфет. Кажется, он был с немалыми секретами и таил в себе всяческие сюрпризы. Интересно было бы в нём порыться.Между тем Терентий Прокофьевич поставил свёрток на стол перед Игорем и развернул салфетку. Игорь увидел шкатулку. Ту самую шкатулку!
— Это принёс мне Директор, — любезно пояснил Терентий Прокофьевич. — Узнаёте?
— Да… Хороша-а… — восхищённо и чуть поспешно произнёс Игорь.
Терентий Прокофьевич насмешливо усмехнулся.
— Ваше «да» я отношу к моему вопросу, а не к вашему восхищению, — сказал он. — Прошу учесть.
— Мне-то что. Относите, куда хотите.
И всё-таки это неважно получилось у Игоря. Длинный, трудный разговор он вроде бы провёл неплохо. И вдруг один короткий, неожиданный вопрос: «Узнаёте?». Один поспешный досадный ответ — и этот старый змей, кажется, уловил его, Игоря, промах. Конечно, уловил.
Игорь не подозревал, что уловил всё Терентий Прокофьевич гораздо раньше. Последний промах гостя был только последней, окончательной точкой. И всё это время Терентий Прокофьевич лихорадочно соображал, как ему поступить. Уж он-то знал своих дружков как облупленных, особенно такого давнего, как Директор, или просто Сенька когда-то. Он их всех хорошо знал и видел путь, какой они, и в частности Сенька, проходят. Опасный путь, который не прервали судимости и «отсидки». До поры этот их путь вполне устраивал Терентия. Всё лучшее и самое дорогое плыло к нему за бесценок. Много чего плыло. Но в последнее время Директор стал звереть, его действительно потянуло на кровь. Он стал бояться. Вот в чём дело. Это Терентий ясно видел, этого он больше всего сейчас опасался. Всякий на месте Директора тоже в конце концов приходит к этому, всякий, кто становится на такой путь. И дружков собрал вокруг себя Директор соответствующих. Махно ещё сопляк, а вот Арпан, тот зверее Сеньки. И то, что они натворили в Москве и в чём не признались Терентию и тем сильно его подвели, то вполне могло случиться, должно было когда-нибудь случиться. И этот вот человек появился тут не случайно. Ясно. Он пришёл по их следу. Так что же, отдать Сеньку? Не отдавать? Жалко до смерти. Ведь улов получился редчайший. Но избавляться надо. И спасать себя тоже надо. У Сеньки это последнее дело, если там труп. У Арпана тоже. А у него, у Терентия, какой интерес оказаться рядом в таком деле, хоть и на третьих ролях? У него ведь всё чисто, мало ли что на него думают! Думать можно чего хочешь. Доказать надо. А доказательства, а улики, они… Так, может, отдать? Может, хватит, наглотался? Ясно только, что с Сенькой всё надо немедленно завязать, оборвать. От Сеньки надо избавиться. Любой ценой. Любой! Вот так.
Терентий Прокофьевич испытующе посмотрел на Откаленко. Он сильно волновался. Слишком много он сейчас ставил на карту.
— Вам-то что? — переспросил он. — Вам есть что. Делаем так. — И даже привстал на своей тахте. — Директор сейчас здесь, в городе. Арпан с ним. Махно вы знаете. Две вещи с того дела — вот они. — Он кинул на стол. — И пора кончать Ваньку ломать, Игорёк.
— Как это понимать? — насторожился Откаленко, и что-то тонко заныло вдруг у него под ложечкой.
— А так. Я, Игорёк, старый воробей, меня не то что на мякине, на самой хитрой сказке не проведёшь. А ты рассказал мне ещё не самую хитрую, учти. Так вот, тут две вещи. Одну, эти часики, ты завтра утром у Махно найдёшь. Вторую найдёшь у Директора.
— Тоже утром?
— Да. По одному адресу. Получишь его.
— А третий?
— Арпан? Он тоже там. И другие вещи с того дела тоже там.
— А вы сами, Терентий Прокофьевич, хотите сказать мне «пока»? Так, что ли?
— Ты, я смотрю, догадлив.
От волнения Терентий Прокофьевич перешёл внезапно на «ты».
— Ладно, — помедлив, Игорь кивнул головой. — Давайте адрес. В котором часу эти вещи там будут?
— Ещё до утра.
— Ладно, — повторил Игорь. — Но учтите…
— Всё учёл, — нервно оборвал его Терентий Прокофьевич. — И объявляю: конец. Всё завязываю. Слово даю.
— Слово ваше…
— Тоже учитываю. Но буду держать. Из чувства самосохранения.
Закрыть
— Что ж, оно у вас развито, я вижу, — усмехнулся Игорь. — Тогда всё. Давайте адрес. Если соврёте, пеняйте на себя.
— Будьте спокойны. Прежде всего я люблю комфорт. Пишите.
…Ранним утром на дальней узенькой улочке при выезде из города, в мирном, сонном, стандартном доме, в квартире на первом этаже, тихо, быстро, без всякого шума и выстрелов, группой во главе с Откаленко было взято два человека. Хотя неприятности легко могли возникнуть, ибо у одного из этих людей был обнаружен наган. Его владелец просто растерялся от неожиданности. Он, ещё сонный, открыл дверь на робкий звонок Откаленко и был мгновенно сбит с ног. Игорь чётко представлял себе, с кем имеет дело.
А в двенадцать часов на свидание с Ткачуком явился капитан Туркевич, притом не один. Впрочем, и Махно не думал сопротивляться. Всё произошло слишком неожиданно.
Больше интересных статей здесь: Забавное.
Источник статьи: Глава 4 В ОДНОМ ЮЖНОМ ГОРОДКЕ.